Во втором номере журнала «Новый мир» за 2023 год опубликована статья литературного критика, поэта, профессора филологии, члена Союза писателей России Ивана Владимировича Васильцова (Пыркова) «Между Родиной и судьбой» о трёхтомнике «Стихотворений» Юрия Кублановского

Познакомиться со текстом статьи можно здесь: http://new.nm1925.ru/articles/2023/02-2023/mezhdu-rodinoy-i-sudboy/

ФОКУС СВОБОДЫ
Алексей Бусс о статье Ивана Васильцова «Между Родиной и судьбой»

Был смутный, для родителей наших – тревожный, а для нас, последних, наверное, студентов, учившихся по советским программам – по-пугачёвски весёлый, бесшабашный гул времени. Было много песен с полупиратских пластинок «Антропа», много постеров из ставших вдруг доступными музыкальных журналов, много сомнительного алкоголя из первых «комков».
Было много стихов – не только уже из журналов, но и из книг – их становилось тоже много – ещё вчера совершенно невозможных, разве что – в самиздате или каких-то полумифических для провинциала заграничных изданиях. Отвалив изрядную долю стипендии, я стану даже обладателем «Части речи» Бродского – счастливым, но не удивлённым – книжные чудеса превращались в обыденность, только деньги давай! Стройными рядами устраиваются на книжных полках Довлатов и Лимонов, Аксёнов и Максимов, Зиновьев и Медведева, Кабаков и Савицкий. Да что там книжные полки дома! В институте у нас, среди этой самой советской-рассоветской учебной программы курс «Современного литературного процесса». Теоретически предполагаю, что изучали в его рамках до нас, но в начале 90-х «литпроцесс» – самый модный предмет у филфаковцев, ибо все вышеперечисленные авторы, а также созвездие «возвращённых имён» (тут было что угодно – от Замятина до Гайто Газданова!) изучались, а точнее, как принято говорить – «проходились» тут скопом, запоем, и неизвестно ещё, кто больше был увлечён – мы или преподаватели…
И вот посреди всего этого зыбкого, шумного, отчаянного бесшабашного мира – вот это:

ЭЛЕГИЯ

Мерещится, я не один брожу
по этим сумеркам – с тобою.
То что-нибудь тебе скажу,
то утаю, солгу, сокрою.
Столь ясно помнятся и стать твоя, и прыть,
любая ипостась и складка,
что лгать не совестно и правду говорить
тебе, единственная, сладко.
Кривую улицу, покрытый снегом храм,
где воронье обсело крышу,
я не один, а пополам
с тобою чувствую и вижу.
И что мне до того, что там, где ты, – июль,
а тут воротники да шубы?
Запью ли горькую, умру ли, оживу ль,
все так же радуют глаза твои и губы.
Все так же радуют ... Но нет, еще сильней,
зане не гаснут, не твердеют.
И волосы твои ещё рыжей
на полотне подушки тлеют.
Чего ж ... Благодарю, что ласкова с чужим,
ты лучшие часы крадешь для нас, воровка.
Да мне и так легко! Да я смеюсь над ним!
И не скучна моя зимовка.
1976

Простые и какой-то звенящей ясности лирические стихи. Исповедальные? Да. Но исповедь эта абсолютно без пафоса, будто бы произнесённая в тесной кухне пятиэтажки, и от того – родная, близкая.
Тоненькая книжка карманного формата, всего тридцать две странички, всего тридцать четыре стихотворения. Хорошо, что тираж ещё по-советски размашистый – 150 тысяч экземпляров!
Библиотека журнала «Огонёк», №31 за 1990 год.
Юрий Кублановский. «Возвращение».

Книжка была мною несколько раз прочитана во время скучной лекции не то по философии, не то по психологии на галёрке ступенчатой аудитории, где обычно отсыпались студенты, подрабатывавшие ночами. А потом ещё долго отзывалась – вот этим например:

ЦИРК

Клоун ного загребает опилки,
чем вызывает смешки и ухмылки.
Канатоходец идёт бечевой,
крепко от жизни устав кочевой.
В ветхом брезенте залатана дырка
– вот атрибуты проезжего цирка.
Я его в детстве с отцом посещал.
Цирк переехал, а я обнищал.
В пятидесятые жалкие годы
он нам показывал фокус свободы.
Рядом топорщились брючины-клеш
и прикрывающий их макинтош.
Только теперь понимаю глубоко,
как было сиро тогда и убого:
публика, купол, брезентовый гул ...
Я свою жизнь пополам перегнул.
1969

Не то чтобы незнакомый (имя Кублановского было уже очень на слуху), а как раз неожиданно знакомый, понятный автор будто писал обо мне, и о моих 1970-х – 1980-х, о моём заезжем брезентовом шапито и первых, детских ещё, прозрений относительно «фокуса свободы»…

Всё это, все эти давние впечатления и ассоциации вдруг проснулись, будто тлевшие где-то подспудно, и заполыхали у меня в душе после прочтения статьи Ивана Васильцова «Между Родиной и судьбой» во 2-м номере «Нового мира». Знаете, есть такое избитое определение относительно культурного катарсиса, вызванного чем-либо – «чистый глоток». Не то чтобы поток литературы в ту смутную эпоху был так же совсем мутным (хотя не без этого), но всё же Кублановский с его прозрачной пронзительностью стоял от неё как-то особняком. Иван Васильцов в своей статье наглядно показывает, что родник поэзии Юрия Михайловича и поныне не замутнился…
А Иван Владимирович читает трёхтомник Кублановского (М., «Русский путь», 2020) со свойственным ему зримым удовольствием от процесса, таким заразительным, что хочется тут же разыскать эти книжки – именно на бумаге, и хорошо бы ещё – новенькими, с тем самым запахом типографской краски и упоительно внимать глаголам большого поэта где-нибудь под яблоней!
Лучший литературный анализ всегда парадоксально включает в себя элементы синтеза. Вот и у Ивана Владимировича – в синтезе ранние, почти детские впечатления от стихов Кублановского в «забугорном» издании, чудом попавшем в Саратов, и трезвый подход настоящего учёного – с периодизацией, пробами поэтики, ссылками на авторитеты, и, конечно же, вглядывание в себя через ритмические витражи Кублановского – обломовская рефлексия столь же необходимая нашей литературе, как гоголевская шинель.
В целом же Васильцов неторопливо делится впечатлениями, а поскольку руках у него нечто вроде собрания сочинений (или собрания изменений жизненного уклада и мировоззрений автора), то впечатлений этих окажется много – хватит, пожалуй, на любого, даже самого оригинального читателя.
Меня очень впечатлило, как принято говорить в таких случаях – «зацепило» вот такое наблюдение Ивана Владимировича: «Но поэзия, живая, истинная поэзия, непокорно выбивается из любых хронологий. У нее своя автобиографичность. Поэт может видеть в юности то, что произойдет с ним и с его страной нескоро, в далеком и совершенно невероятном будущем. А может вдруг, поседевший, заговорить детским голосом и наивно задать вечные как мир вопросы. Поэт стремится к совершенству, оставляет позади заблуждения и иллюзии. Но дорасти до себя прежнего тоже нужно уметь. Вернее, иметь на то отвагу».
Возможно, и нам всем, вслед за Кублановским, нужно сегодня попробовать «дорасти до себя прежних». Сбросить все наслоения, все благостные заблуждения последних лет и вернуться туда – к началу пути, к незамутнённым родникам, к искреннему, хотя, может, и слегка наивному восприятию мира, свойственному той эпохе, когда так упоительно слушалась новая музыка, новые слова, новые идеи.
И новые стихи, которые, как показало время, всё ещё актуальны.