Рецензия Алексея БУССА на подборку стихотворений Ивана ВАСИЛЬЦОВА «ПОСТАВЩИК БАРАХОЛОК» в литературном журнале «Сибирские огни» № 12 декабрь 2023 г.

https://www.sibogni.ru/content/postavshchik-baraholok

ОТ СЕННОГО ДО СИЗО

Волею судеб выпало мне заниматься литературным краеведением. И изучая биографию или творческое наследие одного из наших авторов, здравствующих ныне или ушедших уже в разряд местных классиков, часто стал призадумываться: а кто же из живущих и живших в нашем городе писателей являлся собственно саратовским? Нет, не по прописке, пусть и многолетней, и не по рождению даже, а по сути написанного, по локациям, задействованным в стихах или прозе, по атмосфере пресловутой, по узнаваемым – душою скорее, не глазом и памятью! – закоулкам и проспектам? Этот, хоть вычертил всю основную биографию в нашем городе, писал всю жизнь о родной деревне, из которой уехал когда-то мальчишкой… Тот – всё больше о рыбалке или охоте, другой – о любви и женщинах, у четвёртого место действия и вовсе в Древней Руси… В лучшем случае фоном повествования служит некий «волжский городок» похожий одновременно на что угодно от Ярославля до Самары, и на Саратов, конечно, похожий, но как-то уж совсем собирательно, мимолётно.

В общем, не хватает мне Саратова в саратовской литературе, хотя исключения и случаются. И одно из таких приятных исключений дохнуло недавно воздухом саратовских подворотен… нет, не со страниц волжских изданий, а из Сибири – патриарх среди «толстых журналов», авторитетный «СибОгни» опубликовал подборку стихов Ивана Васильцова «Поставщик барахолок».

Иван, как и я – не коренной саратовец. Родом из Ульяновска, он навсегда сохранил любовь к этому городу, но и в Саратове, где провёл большую часть детства и живёт до сих пор, укоренился уже основательно. И так же основательно, хотя на вид и нарочито неказисто, как старый забор, примотанный к столбу проволокой, строятся вдоль саратовских исторических доминант его строки:
…Мимо тюрьмы городской
я
прохожу
как свидетель
этой
весной,
осенью этой.

У городов есть символы. Не обязательно даже любимые. Помните, один французский писатель обедал в ресторане на сооружении, являющимся практически эмблемой Парижа, потому что только оттуда её не было видно, а один русский поэт называл её «Эйфелевой хреновиной»? Просто в городах есть такие вещи – иногда природные, иногда общественные, но чаще – архитектурные, которые этот город и есть – квинтэссенция его, суть, концентрат. В Нью-Йорке – Уолл-стрит, в Москве – Кремль, в Риме – Колизей, в Ереване – Матенадаран.

В Саратове – рынок. Не потому, что город исторически – «купеческий» (на деле он столько же и мещанский, дворянский, солдатский, бурлацкий…) И не исключительно Крытый рынок, хотя, конечно, он-то как раз доминанта, шедевр, символ, памятник, etc., etc… А скорее всё в совокупности – Крытый, Сенной, Пешка, исчезнувший Верхний и множество маленьких и больших районных – тоже где исчезающих уже, а где постепенно превращающихся в супермаркеты… У Саратова – базарная душа. В самом хорошем смысле базарная, не в торгашеском – широкая, шумная, привольная. И одновременно – «родное торжище людское» – майдан, рынок, базар – место истинного, непридуманного народного брожения, анархической демократии, крепкого, настоящего русского, волжского слова.

Мелькнёт в одном из стихотворений оптовка на улице героя Халхин-Гола Рахова – «там дешевле всегда и свежее…», узнаваемая, потому что рядом тюрьма и «триумфальный молл»… Мелькнёт ощутимо так, вещественно, как карта на экране смартфона. Но главным рынком, да и главным стихом подборки станет не она, а барахолка, блошиный рынок – которая тоже недалеко тут, пешком минут пятнадцать, автобусом – три остановки… Не беда, что в стихотворении «Поставщик барахолок» протагонист торгует «рынка в тени Сенного» – легендарная, эпическая саратовская «блошка», «блоха», прилепившаяся к Пугачёвскому посёлку, в будни напоминает о себе самыми «отбитыми» продавцами, осмеливающимися торговать и у Сенного. Но туда, в закоулки между частными домиками Пугачей, в выходные, развесив старую одежду по деревянным заборам и разложив немудрёный товар прямо на асфальте, а то и в грязи или снегу – на клеёночках, картоночках и тряпочках, туда отступил, выдавленный теми самыми моллами старый Саратов, унося с собой вот это всё:
Ручка ли откололась,
носик ли покосился,
куклы винтажной голос
в прошлое попросился…

Кукла, быть может, вернулась к началу пути, ведь именно там, на Пугачах, работала когда-то Саратовская фабрика игрушек, где этих советских лупоглазых кукол делали вместе с наборами солдатиков «Древнерусские воины» и саратовскими гармошками… Впрочем, не только кукла, все мы там возвращаемся – к начал у ли? К себе?
В этом мире невечном
станем мы все вещами
точно бы в сне невещем
нас уже завещали.

А главгерой стихотворения «Поставщик барахолок» давшего название и тон всей подборке – барыга. Нет, это за пределами блошиных закоулков барыга – уничижительное прозвище, почти ругательство.

Здесь – профессия. Нет! Судьба.

Инженеры закрытых заводов, некогда делавшие что-то для звёздных кораблей, потухшие звёзды местного рока, совершенно звезданутые от контузии ветераны Афгана или ещё бог весть каких войн, коллекционеры звёзд, крестов и орденов, и вообще чего угодно коллекционеры пытаются годами отыскать здесь свою барыжную звезду. Найти-таки в забытом на десятилетия сарае или гараже, в библиотеке сумасшедшего старика, в альбоме умершего филателиста – редчайшую! – пластинку, книгу, марку, купюру, неразбитую фарфоровую фигурку ЛФЗ, неразменную монету судьбы… Барыга – не перекупщик, барыга – это состояние души, пребывающей в положении перманентного поиска…
Но из чёрной дыры малахольной,
что нигде-никогда,
родилась барахолки
поломанная звезда.

Барахолка – не финал судеб вещей, она для них может стать и новым началом. Но чаще всего она финал судьбы тех, кто вещами торгует – по старости, по маргинальности своей, или потому что барыга – а это уже не лечится.

И вот она – рядом в стихах и рядом в географии саратовской другая точка, ставшая для многих концом судьбы – тюрьма. СИЗО №1, тюремный острог, ведущий историю с начала позапрошлого столетия. Для саратовцев – привычная примета района, не пугающая, обыденная, серая, как наше февральское небо… В давнем своём стихотворении «Я с детства помню за собой…» Иван написал:
А сумки нету у кого –
Так есть на то сума.
А дома нету у кого –
Так есть на то тюрьма.

Сумка и сума – это оттуда, от базара, от блошки, от майдана, от походов «в люди». И отсюда до тюрьмы, как до неизбежного «дома» уже близко… Так же близко, как от Сенного до СИЗО… В стихотворении «Тюрьма-23» Васильцова не то весна, не то осень, не то выверенный путь, не то бесцельно шатание по… городу? Жизни?
А мне-то что?
Куда?
На остановку?

Сколько всего «зашито» в этих строчках, позавидовал бы и мастер аллюзий, Умберто Эко! Про оптовку и молл я написал уже, а как вам такое: рядом тюрьма, и поэтому «Зарешёченный прошлогодний лист впечатан в след», «Ручья камуфляж», а то и вовсе – грач, который «раньше был агрономом, теперь кажется конвоиром». Для стороннего читателя тут двухмерная метафора – грач на пашне и грач на заборе тюрьмы. Для саратовского… саратовский знает, судьба какого агронома закончилась за этим забором.

В общем, настрой и атмосфера вроде бы не для жизнеутверждающих финалов. Вот и открывающее подборку стихотворение «Всё у нас разное…» сразу оглушает наблюдением, что бахилы всюду одинаковы – и в музее Пушкина, и в реанимации… Чуть добавит надежды «Утром апрельским озябла…» – «Скоро тюльпаны […] распустятся в степи, как подростки», но дальше – про поставщика барахолок, суму и тюрьму…
Но всё-таки в самом конце «Тюрьмы-23» и всей подборки:
…Мимо тюрьмы городской
я
прохожу
как свидетель
этой
весной,
осенью этой.
И вдруг ощущаю нечаянно,
как тянутся из-под земли,
из-под золы
и судьбы
побеги отчаянные.

Тянутся, Вань, тянутся, я тоже чувствую. И вот ещё что вспоминается вроде как ни к тому, ни к сему после прочтения этой подборки Ивана Васильцова.

Южное общество декабристов в ходе восстания Черниговского полка успело занять один город. Декабристы назвали его первым свободным городом империи. Город был мал, провинциален и заштатен. Факт этот забылся за давностью лет и множеством более драматических событий.
А называется этот город Васильков.

Алексей Бусс,
член Союза писателей России